То хорошо, что хорошо кончается

Февраль в этом году полностью оправдал свое народное название — вьюжень. Деревни завалило снегом так, что люди вынуждены прорывать туннели от дверей до ближайшей тропинки. Зато в сельмагах товарооборот пошел на ура. В ожидании новых метелей народ стал активнее запасаться консервами, крупами, макаронами подешевле, хлебом. Пошла в ход и тушенка, на которую раньше никто даже не смотрел. Ну а про капусту и говорить нечего. Первое средство от простуды, переохлаждения, зимней депрессии… Квашеная с клюквой, говорят, даже от ковида помогает, особенно под картошечку со шкварками, и нет этой пандемии треклятой. Поэтому раскупили всю и новую автолавкам заказывают. Растить-то свой урожай в деревне уже некому… Хотя не всем зима в радость.

ИЗ ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ:

«В деревне Сумароково (Монастырщинский район) остался единственный житель — Александр Зубенков, инвалид с детства по зрению. Ему 64 года. Он буквально замерзает в своем доме. Дрова, что покупал осенью, израсходовал, приобрел обогреватель, но он берет много электроэнергии. Дорога ни к деревне, ни в самом населенном пункте не чистится, дойти до колонки (примерно 500 метров) очень трудно…»

С таким письмом обратились в «Рабочий путь» Галина Анатольевна Минаева и Зоя Даниловна Вазекина, которые становятся жителями деревни Сумароково с весны до осени.

ЕГО ХАТА С КРАЮ

Впрочем, хат в Сумарокове осталось столько, что теперь любая из них с краю. Но избушка Зубенкова — самая крайняя. Честно сказать, когда мы подъехали к деревне, то я даже принял ее за нежилую. Спасибо, что еще один дачник оказался у себя на «фазенде», он-то и показал мне дом Александра.

Добраться туда было трудно. Февральские метели напрочь отрезали домишко от дороги, а потайных тропинок я еще не знал. Пробиваюсь от автобусной остановки через сугробы, ломая сухой прошлогодний бурьян. Ну вот уже близко, да и хозяин на крыльце с лопатой стоит — то ли сугробы у дома раскидывать собирался, то ли неизвестного гостя решил во всеоружии встретить.

Вылезаю из последнего сугроба, отряхиваюсь, знакомимся. Хозяин приглашает в хату. Как водится, посреди избы — русская печь, только она уже который год мертвенно-холодная. В месте примыкания крыши к дымоходу зияет дыра, из которой в дом стекает дождевая или талая вода (в зависимости от времени года).

В принципе, в дождливые годы Александру можно и не ходить на колонку, а просто подставлять ведра под водопад с небес. На одного человека вполне можно сделать запас воды с одного дождя на неделю. Такой вот деревенский водопровод.

— Печка у меня дырявая, могу сгореть, да и вода по трубе после каждого дождя течет, — рассказывает Александр. — А мои дрова — вон они. В позапрошлом году обрезков с лесопилки, что в Монастырщине, привезли — по 2,5 тысячи рублей за прицеп. Так до сих пор ими и отапливаюсь.

В окно видна заметенная снегом кучка деревянного хлама, в которую вместе с отходами с лесопилки затесались и обломки старой мебели. Но, несмотря на почти полностью разрушенные сени, дома тепло.

— Вот так и живу. Люди добрые отдали мне старую чугунку, помогли трубу от нее в печной дымоход вставить, тем и согреваюсь. На сколько мне этой кучки хватит? Дай бог, хотя бы до первого тепла, — вздыхает хозяин.

Впрочем, ему не привыкать экономить на всем самом необходимом, а уж на дровах — тем более, ведь воз настоящих колотых дров (не отходов) стоит 6,5 тысячи рублей. Такие деньги с пенсионным доходом в 14 тысяч в месяц особо не выделишь.

В ЖИЛЕТЕ И С ПАЛОЧКОЙ

Но дрова дровами, а надо же почти незрячему инвалиду чем-то питаться. Ближайший магазин — в Стегримове, это около полутора километров по дороге на Монастырщину. Проделывать такой путь вслепую трудно и опасно.

— А мне вот ребята-дорожники, которые мимо нас асфальт укладывали, жилетку дали. — Александр уходит в глубь дома к старому шифоньеру и достает оттуда оранжевый жилет дорожного рабочего. — Я его надеваю и иду только по одной стороне, с тросточкой. Водители меня видят, потому что хожу только днем. Дохожу до магазина, беру с запасом, чтобы часто на дороге не появляться, и иду назад по той же стороне.

— А у врача давно был?

— Да уже и не помню когда. Какой тут у нас врач? Как он сюда приедет? Я вот тебя вижу только черным пятном, и все, ни лица, ни рук…

Ситуация понятна, выходим на крыльцо. Прощаемся. А тут сосед по косогору карабкается, да не один, а с прекрасно выглядящей и очень дружелюбной собачкой. Оказывается, он в магазин собрался, а к Александру зашел, чтобы спросить, не надо ли чего. Александр заказывает батон, кефир, сигареты. Больше ничего! Режим экономии.

На прощание хозяин просит помочь ему с обкосом травы возле дома, а то, говорит, как-то весной чуть не сгорел, когда кто-то поджег сушняк. Бурьяна на бывшем поле, среди которого стоит дом Зубенкова, действительно много. Только кого просить это сделать? В ныне действующем сельхозкооперативе на все про все остались четыре тракториста, которые в сезон едва успевают вспахать да посеять и убрать урожай. Впрочем, это уже забота местной власти, к которой я и направлялся.

В ИНТЕРНАТ? УСПЕЮ…

Над стареньким финским домиком гордо реял российский триколор, а внутри дышала жаром протопленная печка. Специалист администрации сельского поселения Татьяна Владимировна Василькова занималась текущими делами. Знает ли она Александра Зубенкова из Сумороково? Да, конечно, знает! И в целом характеризует его положительно.

— Понимаете, много проблем возникает из-за того, что Зубенков замкнулся в себе, никому не доверяет. Я перед началом зимы спрашивала его, хватит ли ему дров. Он ответил, что хватит. А вот теперь видно, что не рассчитал, зима оказалась холодной и снежной. С крышей тоже вопрос серьезный. Я бы нашла ему мужиков, которые подлатали бы дыры в кровле, но в районном отделе соцразвития сказали, что если он получает пенсию, то платить за ремонт кровли должен сам. Там же не идет речи о том, чтобы полностью перекрыть весь дом, а только подлатать дыры, чтобы не текло.

Я предлагала ему пойти в интернат, там будет полный пансион. Но он сказал, что пока не хочет. Просил найти соцработника, который приносил бы ему воду и еду, но с этим проблема — молодые люди на такую работу не идут, а те, кто в возрасте, не хотят каждый раз добираться до Сумарокова с полными сумками. Да и в Стегримове есть люди, нуждающиеся в такой помощи, но оказывать ее некому. Почти все трудоспособные ездят на работу в Смоленск.

А сколько их по Смоленщине — вот таких деревень, где летом обитают несколько дачников, бывших местных жителей, перебравшихся в город, а зимовать остается один инвалид или старик…

По данным Всероссийской переписи населения, Смоленская область вошла в число 11 российских регионов, в которых доля деревень с населением до 10 человек превышает 50% всех сельских поселений.

Кроме Смоленщины, в которой к вымирающим относятся 58% сел и деревень, в этом списке Псковская область (70%), Ингушетия, Вологодская и Ярославская области (по 67%), Костромская (66%), Тверская (62%), Новгородская (60%), Архангельская (57%), Кировская (56%), Ивановская (55%) и Калужская (51%) области.

В среднем по России доля поселений, в которых проживают не более десятка человек, составляет 36%, а по ЦФО — 46%.

Александру Зубенкову повезло. Редакция газеты «Рабочий путь» обратилась за помощью к депутату Государственной Думы Ольге Окуневой. Благодаря поддержке парламентария его устраивают в одно из соцучреждений области.

Андрей ЗАВЬЯЛОВ,

«Рабочий путь»

Фото автора.